Это всегда немного страшно, когда ты попадаешь в настолько незнакомую компанию. Я призвался 29 июня - самой последней партией, потому столкнулся с ребятами, которые были здесь уже почти две недели. Из знакомых рыл был лишь Серега Вовенко с Севастополя, но тогда я даже и не знал его имени. Все пугало нас, и мы шепотом выспрашивали у "старожилов" про сержантов и дедовщину.  Мое представление об Армии было таким расплывчатым, что я и не знал толком, кто старше по званию – сержант или прапорщик. Особенно резало слух, как все тут друг друга называли "зёма". Я нескоро сообразил, что это было упрощенное "земляк", а в ту пору лишь испуганно озирался на подобные возгласы.

Одно я усвоил четко: все тут кричат и ругаются матом. Такая, по моему мнении необоснованная, форма обращения поначалу меня сильно обижала. Мне, тогда еще маменькиному сынку, было непонятно, как это можно орать на человека матом, если он ничего не совершил. Даже мой призыв в общении между собой позволял себе такие грубости. Вот один такой "зёма" и взял меня под свое покровительство. Это был долговязый, худощавого телосложения паренек из Алушты. Голова у него из-за ушей-лопухов напоминала башню радара. Он подчеркнуто вежливо, иногда с подобострастием, говорил с сержантами, зато с такими же как он держался слегка надменно. Он с важным видом помог мне отбить воротник камуфляжа, прикрепить столбики и подшиться подворотничком. Я получил первый урок: то, что ты не знаешь или не умеешь что-то делать, никого не волнует. Ты просто обязан выполнить то, что тебе поручили. Потихоньку я начал втягиваться в службу.

После прошествия одного-двух дней я уже свыкся с распорядком дня и позволил себе немного расслабиться. Я же не знал, что это всего лишь КМБ (курс молодого бойца). В это время молодежь никак не напрягают, чтобы у нее сложилось положительное отношение к службе. Один дурачок, правда, постарался сбежать, но его быстро поймали. Однако всю ночь наша школа точно, а может, и вся учебка, стояли на ушах. Всех пугали рассказами, что его комиссуют по статье 17-б, как психа.

А пока с нами обращались хорошо, но это длилось до тех пор, пока на конкретном документе не поставлена роспись о принятии присяги. С момента присяги солдат полностью отвечает за свои действия перед военным трибуналом. Но кто мне тогда об этом говорил? Никто из нас пока этого не знал, и мы с довольным видом строевой и физо как дети, играющие в войну. А война только должна была начаться.